Чеченские песни о кабардинцах

В наше неспокойное время, когда политические перипетии, локальные конфликты, экономические трудности обусловливают процессы отчуждения веками живущих рядом народов, крайне необходимо, на мой взгляд, познакомить их с исторической памятью друг друга, в которой главное место занимают, пожалуй, взаимоотношения с соседями. А они, проверенные временем, самые искренние, уважительные.
Эта мысль заставила меня предложить широкому читателю две чеченские песни о кабардинцах. Песни такого рода - главная отличительная особенность художественного мышления чеченского народа: в его фольклорном наследии много песен, посвященных благородным русским, кабардинским, грузинским, калмыцким, осетинским и дагестанским юношам. Так красноречиво проявлялось бережное отношение чеченского народа к национальным чувствам, национальному достоинству своих соседей.
Эти изначальные нравственные установки, присущие всем северокавказским народам, исторически поддерживали их единство, особенно на трудных для них этапах истории.
Песни о кабардинцах - лишь небольшая часть огромного песенного пласта устного творчества чеченцев. Оно формировалось на протяжении многих веков. Морально-нравственные, этические и эстетические представления, накопленные народом в мифах и нартских сказаниях, сказках, легендах и преданиях, выдающейся башенной архитектуре, надписях и рисунках на камнях, получили свое дальнейшее продолжение и углубление в героико-эпических и исторических песнях (чеченцы их называют «илли»). Возникшие в XVI веке и развивавшиеся вплоть до конца XIX века, в условно хронологической последовательности они замыкают названные выше эпохальные пласты искусства народа. Песни логически завершают стройную череду формирования и взаимосменяемости форм и жанров фольклора, в которых запечатлелась эволюция художественного восприятия и осмысления народом разных этапов своей истории.
Илли - драматизированные песни-поэмы, крупнейший памятник героического эпоса чеченцев, одно из ярких проявлений их духовной культуры. Илли воссоздают сложный путь становления чеченского этноса, его мировоззрения, исторический оптимизм, веру в силу дружбы, доброты и справедливости, уверенность в грядущей свободе и счастье. Для илли характерна глубокая разработанность идей и образов, новизна поэтических красок, горячее дыхание сложной и героической истории народа. Интерес к илли проявляли А. С. Пушкин, М. Ю. Лермонтов, А. А. Фет, особенно Л. Н. Толстой, многие известные ученые России дооктябрьского периода и советской эпохи.
Подлинные шедевры поэтического слова во все времена создавались только тогда, когда в них правдиво запечатлевались судьбы народа, его радости и горести, мечтания и надежды. Героико-эпические песни илли - живая летопись истории чеченцев за последние четыреста лет, хотя, разумеется, и не документальная.
Формирование из разрозренных тейпов единого народа - процесс исторически долгий и сложный. Загнанные в горы под ударами сильных завоевателей, владычествовавших на Северном Кавказе, чеченские тейпы жили разрозненно, не консолидируясь в единую этническую общность. Формирование из многочисленных чеченских тейпов единого чеченского народа ускорилось благодаря усиленному заселению ими в XVI - XIX веках равнин Большой и Малой Чечни, контролировавшихся ранее, в период и после татаро-монгольского владычества, инонациональными князьями. Заселение и освоение этих земель происходило в процессе длительной борьбы против феодалов. Одновременно крепли экономические и культурные связи чеченцев с соседними народами. В это время возник и развивался жанр героико-эпических песен.
На плоскости образовывались поселения из представителей разных тейпов. На первый план выдвигались уже не кровно-родственные связи, а социально-экономические факторы. Начавшийся еще в горах процесс ломки патриархально-родовых отношений и зарождения феодализма получил дальнейшее выражение в плоскостных селениях - соседских общинах. Постепенно вырабатывался комплекс морально-нравственных и этических представлений, происходило формирование нового быта и уклада, без которых существование в новых условиях жизни - на равнине - было бы немыслимо.
В этих условиях усилилась социальная и экономическая дифференциация. Поэтому-то илли, выражая идеалы широких народных масс, глубоко демократичны. Появлению в героико-эпических песнях образа героя, преисполненного отваги, справедливости, щедрого и благородного, честного и преданного дружбе, во многом способствовали не только и не столько боевые схватки с иноземными феодалами, сколько формирующиеся социальные слои и, как следствие внутриродовых и социальных трений, выделение из неимущего слоя народа его заступника и борца.
Героические песни воспевают мужество, храбрость, дружбу, верность слову, нравственную чистоту, скромность, вежливость, уважение к женщине.
Одним из главных достоинств илли является и то, что в них нельзя найти и намека на оскорбление национальных чувств соседних пародов. Так, песенные герои выясняют отношения с кабардинскими, грузинскими, кумыкскими, калмыцкими князьями и Тарковскими шамхалами, к ним присоединяются и царские генералы. Тем не менее страны, в которых они живут, уважительно именуются Мать-Россия, Мать-Грузия, Мать-Кабарда, Мать-Калмыкия, Мать-Осетия, Мать-Тарки, Мать-Дагестан.
Сказанное, безусловно, подтверждают песни, вошедшие в настоящий сборник: «Илли о кабардинце Курсолте» и «Илли о князе Кахарме кабардинском». Они - красноречивое свидетельство уважительного отношения чеченцев к кабардинцам: не важно, кто они - князь Кахарма или не имеющий титула, но отважный, благородный, щедрый, верный слову и дружбе Курсолта. Оба героя, красивые внешне, вобрали в себя лучшие черты своего народа, его мудрую философию жизни.
Убежден, что в наше сложное время одним из действенных средств для сближения и взаимопонимания северокавказских народов является их история, полная фактов взаимовыручки и взаимопонимания, фольклор, в котором во всей полноте отразились их гуманные устремления.

Хасан ТУРКАЕВ,
доктор филологических наук, профессор.
г. Грозный

Илли о кабардинце Курсолте

В тихой долине, где Терек смиреннее,
Там основал и расширил селение
Старец почтенный, седобородый,
Дада - отец Центаройского рода.
Сильным - опора, слабым - защита,
Выросли в этом селенье джигиты:
Наитрусливейший - волка храбрее,
Наиленивейший - серны быстрее!
Солнцеподобная - близким на счастье,
Стан ее гибкий и облик милый
Точно вытачивал лучший мастер.
Выгнуты брови, как ветви кизила,
Змеями косы сбегают черные,
Очи, что ягоды горного терна,
Плечи округлые, тонкая талия.
Девушки краше в Чечне не видали
Да и нигде на земле, может статься!
Выросла дочь у почтенного старца.
I
Роем вкруг дивной красавицы вьются
Храбрые юноши Дады-Юрта.
…Старец почтенный пошел к мечети,
И, как мулла, перед всеми открыто -
Под облаками - на минарете
Кликнул клич громогласно: «Джигиты!
Гордые юноши нашего юрта!
Славитесь вы недаром как будто!
Слушайте, что говорить я буду:
Дочь у меня подросла - красавица,
Нежно воспитана - сами знаете.
Все вы желаете ей понравиться,
Все вы жениться на ней мечтаете.
Не за богатого дочь я выдам,
Не за мудрейшего из мудрецов.
Пусть ее муж не прельщает видом,
Лишь бы добыл он трех жеребцов.
Пусть эти три жеребца красивые
Будут столь схожи хвостом и гривою,
Мастью и резвостью, каждой статью,
Чтобы с трудом их мог различать я.
Кто жеребцов приведет мне таких,
Тот моей дочери - лучший жених!»
Юноши, слово услышав такое,
Разом лишились сна и покоя:
Тот, кто богат, побежал покупать,
Кто воровит, возмечтал своровать.
С сердцем разбитым, с душою угрюмой,
Тяжко вздыхая, совсем один
Брел, погружен в невеселые думы,
Юноша - честной вдовицы сын.
Брел к своей сакле джигит одиноко,
В горе свое погруженный глубоко.
Он - обездоленный сирота.
Сакля его и бедна, и пуста.
Сына встречает вдова у околицы.
Сердцем недаром она беспокоится:
Юноша горестью тяжкой убит.
Мать сироте своему говорит:
- Сын мой, надежда всей жизни моей!
Нет у тебя ни отца, ни друзей,
Не с кем печалью тебе поделиться,
Так расскажи, мой джигит яснолицый,
Матери, той, что тебя возрастила,
Чем огорчен ты, сынок мой милый?
- Мать, пред судьбою склонюсь я смиренно
Нынче сказал нам старец почтенный:
«Не за богатого дочь я выдам,
Не за мудрейшего из мудрецов.
Пусть ее муж не прельщает видом,
Лишь бы добыл он трех жеребцов.
Пусть эти три жеребца красивые
Будут столь схожи хвостом и гривою,
Мастью и резвостью, каждой статью,
Чтобы с трудом их мог различать я.
Кто жеребцов приведет мне таких.
Дочке моей - самый лучший жених!»
Тот, кто богат, побежал покупать,
Кто воровит, возмечтал своровать.
Я же, кто к бедности с детства приучен.
Кто воровству с малых лет не обучен,
Твой обездоленный сын молодой,
В горьком раздумье бреду я домой.
Из-за того, что бедны мы с тобою,
Из-за того, что мы скромно одеты,
Я не решался поспорить с судьбою,
Не приближался к красавице этой,
С ней никогда не вступал в разговоры,
Хоть на меня и бросала взоры
Девушка, горькой души отрада.
Мне же другой невесты не надо!
Мать, извини, что о ней говорю я,
Но от любви и печали горю я.
Нет у меня тяжелее беды.
Мудрого друга нет, нет тамады,
Старшего нет, кто меня повел бы,
Младшего нет, кто за мною пошел бы,
Нет у меня дорогого брата.
Видно, затем лишь меня родила ты,
Чтобы, тоскуя, блуждал я впотьмах,
Горе одно ниспослал мне Аллах!
Лучше мне было б на свет не родиться!
Не с кем печалями мне поделиться.
Только и есть у меня ты одна -
Мать моя, горестная вдовица.
Все, что ни скажешь, свершу я сполна.
- Сын мой, надежда моя и отрада,
Скорбная тень без отца и без брата,
В жизни отчаиваться не надо.
Может быть, девушка, сердца услада,
Все же придет в небогатый наш дом,
А не придет - велика ли утрата?
И не таких мы красавиц найдем!
Шла об отце молва наилучшая,
Был он отважный и мудрый воин.
Да и со мной не бывало случая,
Чтоб я отстала хоть в чем-нибудь.
Если окажешься нас недостоин,
Сам на людей постыдишься взглянуть!
Трех жеребцов - можешь быть спокоен!
В лавке не купишь, будь трижды богат.
И не найдется такой конокрад,
Чтоб ухитрился достать их бесчестно.
Так же, как ведомо повсеместно,
Где он, священный паломников дом:
Дом - посреди, а земля - кругом,
Так же известна всем сакля та,
Где кабардинец живет Курсолта.
Он, Курсолта, - человек знаменитый,
Нет в Кабарде храбрее джигита.
Ты отправляйся, сынок, в Кабарду:
Гордый Солта, он развеет беду.
Только отец был с ним равен силой, -
Сыну-джигиту вдова говорила.
И материнские выслушав речи,
Взял он серебряную уздечку,
Вывел поджарого скакуна
Вон из бревенчатого сарая -
Конь чистокровный плясал, играя!
Он привязал коня к коновязи,
Тонким черкесским седлом покрыл,
Сбруей украсил, достойной князя,
Споро в далекий путь снарядил.
Тут же и сам джигит понемногу
В дальнюю стал собираться дорогу.
Платье надел на себя дорогое,
Словно самими княгинями сшитое,
Саблю отца захватил с собою,
Взял он с собою ружье знаменитое,
Шапки каракуль он сдвинул на брови,
Стиснул в руке свистящую плетку,
Вышел из комнаты легкой походкой
Славный джигит этот - отпрыск вдовий.
Грыз удила его конь поджарый.
Всадник взлетел на коня, как будто
Ястреб на верх могучей чинары.
Выехал юноша из Дады-Юрта.
Словно под вечер солнце с землею -
Так он расстался с саклей родною.
Так же как в клуб офицер отправляется,
Так, как мужик к Тереку спускается,
Так он отправился в Кабарду -
То ли на радость, то ль на беду.
II
Всадник с конем говорит по дороге:
- Друг, хоть в ответ ты не скажешь ни слова,
Верю - поймешь ты мои тревоги.
Щедро кормил я тебя, гнедого,
Светлой весною - травами горными,
Летней порою - овсами отборными.
В осень зерна не жалел для коня,
В зиму - вареного ячменя.
Я за тобою, за жеребёнком,
Нежно ходил, как за малым ребёнком,
Мылил и чистил, ладонями гладя,
Спереди челку твою - от ветра,
Гриву твою, чтоб не портилась, - сзади…
Слушай, хоть ты и не дашь мне ответа,
Ты, кто бы мог заменить мне брата!..
Трех жеребцов вдруг да купит богатый,
Кто воровит, может их своровать,
Мы же с тобою - особая стать.
Мне, злополучному сироте,
Что остается?.. Спешить к Курсолте!
Если на пользу пойдут им старания,
Если желающий покупать
Или мечтающий своровать
Трех жеребцов раздобудет ранее,
Девушка эта пойдет не к нам!
Вот будет горе, и стыд, и срам!
И потому, мой скакун любимый,
День предстоит нам ни с чем несравнимый,
Больше не будет такого дня!
Не посрами же чести коня!
Если тебя, гнедой, пожалею,
То расплачусь я жизнью своею,
Если себя пожалею я,
Станет расплатою жизнь твоя.
Гибкий свой хвост поднимает он,
Верный скакун, что с любовью взращен,
Хоть и не знающий языка,
Понял все мысли наверняка
И, точно вихрь, понес смельчака.
Только натянет джигит поводья -
Конь в поднебесье, взлетев, уходит.
Только отпустит поводья джигит -
В землю скакун уйти норовит.
Скачет-несется конь чистокровный.
Прянет - хребет рассекает горный.
Прыгнет - минует ущелье длинное,
Словно проскальзывает долиною.
Благодаря стараньям коня
Задолго до окончанья дня,
Горную миновав гряду,
Прибыл чеченец-джигит в Кабарду.
Улица светом заката облита.
Там, где дороги крутой поворот,
Видит приезжий: сошлись джигиты.
Там - кабардинских джигитов сход.
К ним обращается сын вдовы:
- Ассалам алейкум! Счастливой беседы!
Силой и доблестью славитесь вы,
К вам я не зря издалека еду!
И кабардинские молвят джигиты:
- Ва алейкум салам, джигит незнакомый!
Коль в гости приехал, с коня сойди ты
И в Кабарде у нас будь как дома.
Если по делу, то вымолви слово -
Гостю помочь кабардинцы готовы.
- С гостем хлопот у вас будет немного:
В дом Курсолты покажите дорогу.
Верно, известна вам сакля эта?
- Так же, как ведомо белому свету,
Где он, священный паломников дом:
Дом - посреди, а земля - крутом.
Так же известна всем сакля та,
Где он живет - джигит Курсолта…
Младшему тут же велели джигиты:
«Гостя живей к Курсолте проводи ты!»
На брови белую сдвинув папаху,
Огненными очами сверкая.
Тонкою саблей небрежно играя,
Гордый джигит, не знавший страха,
Он восседал пред своим порогом
Низко на стуле аварском, треногом.
Вечера он созерцал красоту.
Так сын вдовы увидал Курсолту.
- Ассалам алейкум, здоров будь, джигит!
Ты, что по всей Кабарде знаменит!
Счастье да будет с тобой, Курсолта!-
Молвил чеченский джигит-сирота.
- Ва алейкум салам, мой гость незнакомый!
В гости ты прибыл? Иль, может, по делу?
Если по делу, рассказывай смело.
Если же в гости, так будь как дома.
Слушай, с гнедого коня сойди-ка.
Сядем на русские стулья с тобою.
Лучшие вина нальет нам Альбика,
Блюда подаст с обильной едою, -
Вот что чеченцу сказал Курсолта.
И отвечал сын вдовы - сирота:
- Друг, благодарность тебе приношу я.
Слушай внимательно то, что скажу я:
Там, где становится Терек смиреннее,
Там основал и расширил селение
Старец почтенный, седобородый,
Дада - отец Цонтаройского рода.
Жили мы с матерью с ним по соседству.
Дочь старика приглянулась мне с детства.
И на меня она взоры бросала.
Сердце красавицу эту избрало.
Старец однажды пошёл к мечети.
Вот что сказал он на минарете:
«Не за богатого дочь я выдам,
Не за мудрейшего из мудрецов.
Пусть ее муж не прельщает видом.
Лишь бы добыл мне трех жеребцов,
Пусть эти три жеребца красивые
Будут столь схожи хвостом и гривою.
Мастью и резвостью, каждой статью.
Чтобы с трудом их мог различать я.
Кто жеребцов приведет мне таких.
Дочке моей - наилучший жених!»
Тот, кто богат, побежал покупать,
Кто воровит, возмечтал своровать!
Смалу я не был к богатству приучен,
Матерью я воровать не обучен.
Брата лишен я, лишился отца.
Нане излил я тоску до конца.
Вот что мне мать отвечала на это:
«Так же, как ведомо белому свету,
Где он, священный паломников дом:
Дом - посреди, а земля - кругом,
Так же известна всем сакля та,
Где в Кабарде живет Курсолта.
Гордый Солта - он джигит знаменитый,
Лучшего не было в мире джигита.
Сын мой, сыщи Курсолту в Кабарде,
Он, Курсолта, и поможет в беде…»
Время мне дорого. Сам посуди-ка:
Если за стол я усядусь с тобою,
Если вина поднесет нам Альбика,
Если поставит блюда с едою.
Если с тобой поведу разговоры,
Могут меня обогнать богатеи.
Опередят меня сельские воры -
Трех жеребцов раздобудут быстрее,-
Вот что сказал Курсолте сирота.
И отвечает ему Курсолта:
- Сын мой, прибывший сюда издалека,
Очень скромна твоя просьба-речь,
Думал я: горе твое жестоко -
Мать-Кабарду я должен поджечь!
Трех жеребцов одинаковой масти
Можно достать, это - труд невеликий.
Но лишь сегодня достиг я счастья,
Свадьбу сегодня сыграл я с Альбикой.
Нет, этой ночью не сдвинусь я с места,
Из дому я никуда не поеду.
Не поглядев на красу невесты,
Не заведя с ней мирскую беседу.
В путь не зови ты сегодня меня,
Ты пережди эту первую ночь.
Будь моим гостем, сойди с коня.
Завтра успею тебе помочь.
Гость повернул к воротам гнедого.
В гневе такое сказал он слово:
- Что ж, оставайся с невестою белой,
Ждать ни одной я не буду ночи!
Хочешь свое довершить ты дело,
Дело мое отложить ты хочешь.
Не о тебе говорила мне мать.
Еду другого Солту искать!
Но Курсолта стальною рукою

Крепко схватил коня за узду:
- Что ты еще задумал такое?!
Что ты затеял мне на беду?!
С миром меня ты решил поссорить,
Имя мое захотел опозорить?!
Видимо, тот, кто вдовою воспитан, -
Как ни была бы разумна мать! -
Не понимает шуток джигитов:
Думал я только тебя испытать.
Если хоть где-нибудь в мире кобыла
Трех жеребцов-близнецов породила.
Как бы далеко ни было это,
Будут они во дворе к рассвету!
А не окажется на заре
У коновязи здесь, во дворе,
Трех жеребцов, что равно красивы,
Схожи друг с другом хвостом и гривой.
Знай, что погиб Курсолта-джигит.
Знай, что врагами джигит убит.
Слушай, мой гость, в комнатушке маленькой
Мягкую нынче постель постлали мне.
Ляг на нее, отдыхай, вдовий сын,
Дело твое совершу я один.
Но на твоем скакуне проворном -
Уж разреши! - я отправлюсь в поход.
Конь мой пасется на пастбище горном.
Стану искать - целый день пройдет.
Словно бы ястреб на верх чинары,
Сел Курсолта на коня поджарого.
Солнце еще не успело зайти,
Красный закат горел на земле,
А Курсолта уже был в пути.
Сидя в удобном кленовом седле,
К цели спешил он, удачу клича,
Мчался, как ястреб летит за добычей.
Юный джигит, хоть устал с пути,
Все ж постеснялся в саклю войти.
Лишь с наступлением темноты
Тихо прилег на постель Курсолты.
Этого знать не могла Альбика.
Робко вошла и легла Альбика
Рядом с джигитом порой ночной:
Думала - это лежит Курсолта.
И, не открыв от смущенья рта,
К ней повернулся джигит спиною.
Рядом лежал он и глух и нем.
И удивилась тому Альбика,
Та, что, как солнце, золотолика:
«Видно, меня он не любит совсем?
Ласки и радости я не вижу!»
К мужу она подвигается ближе.
Но отодвинулся сын вдовы,
К девушке не повернув головы.
И все старания устремя,
Чтоб не притронуться к ней как-нибудь,
Все же нечаянно юную грудь
Пальцами он задевает двумя.
Саблю тотчас же джигит извлек,
Пальцы отсек, завязал в узелок
И положил узелок на окно.
Думал, того не видала Альбика -
В комнате было темным-темно.
Гнев на Альбику нашел великий:
«Ну, Курсолта! Задумал жениться,
В дом свой друзей без числа привел
И усадил за свадебный стол
Лишь для того, чтобы пред всеми хвалиться:
«Стала Альбика моей женой!»
Будет с меня!.. Ухожу домой!»
Бросилась к двери. В ту же ночь
Снова к отцу возвратилась дочь.

III

А Курсолта на коне поджаром
Скачет и отдыха знать не хочет.
Ночь эта Божия стала короче.
Скачет он городом Белькузаром.
В городе том - как молва сказала -
Заперты крепко у генерала
Три жеребца в железном сарае.
И Курсолта, как будто играя,
Тяжкий железный сломал засов,
Вывел на волю трех жеребцов,
Схожих друг с другом во всех их статях,
Так что непросто всех трех различать их.
Только лишь звезды ушли с небосклона,
Вспыхнул рассвет над долиной зелёной -
Прибыл джигит Курсолта в Кабарду,
Трех жеребцов он вел за узду.
Трех жеребцов, что достойны князя,
Он во дворе привязал к коновязи.
В комнату быстро вошел, где спит
Гость молодой, сирота-джигит.
Тронув рукою его за плечо,
Стал Курсолта говорить горячо:
- Друг, подниматься с постели надо!
Прибыл я из Белькузарграда,
Слово своё сдержав, на заре.
Встань, погляди - стоят во дворе,
Крепко привязаны к коновязи
Три жеребца, достойные князя,
Мастью красивою радуя глаз.
Слушай, пока рассвет не погас.
На небо солнце взошло лишь частью
С ними домой поспеши на счастье! -
Так кабардинец сказал, Курсолта.
Живо поднялся джигит-сирота,
Трех жеребцов держа за узду,
Сел на гнедого, чтоб в путь пуститься,
Чтобы покинул с утра Кабарду.
И провожая его до границы,
Так говорит ему Курсолта:
- Жаль, что покинешь ты наши места,
Что ненадолго зашёл в мой дом.
Век бы тебя нам не отпускать бы!
Гость мой, прошу тебя об одном:
Ты не устраивай пышной свадьбы
Раньше, чем в гости к тебе не приеду,
Раньше, чем мы не продолжим беседу.
Сколько для пира нужно скота,
Водки зелёной, цветного вина -
Всё привезу тебе я, Курсолта,
Всё на себя я беру сполна.
Пир для тебя и друзей устрою,
Всех накормлю я щедрой рукою,
Ты же пока пребывай в покое.
На пограничное вышли место.
- Где же Альбика - моя невеста?
Что-то я в доме ее не встречал…
Гость на вопрос Курсолты смолчал,
Благодаря его за услугу.
Так и расстались два доблестных друга.

IV

В час, когда звёздочки с неба ушли,
Схлынула с неба ночная мгла,
Зори согрели лицо земли,
И с минарета воззвал мулла.
В час, когда набожные встают,
Въехал джигит в свой родной Дады-Юрт
И во дворе своей девы-отрады
Трёх жеребцов из Балькузарграда,
Трёх скакунов, что достойны князя,
К трём привязал рожкам коновязи.
Тою же утреннею порой
К матери он поспешил, домой.
И увидал их старец почтенный,
Выйдя для утреннего намаза.
Трёх жеребцов, приятных для глаза,
Трёх жеребцов красоты отменной,
Трёх скакунов одинаковой масти
Старец увидел себе на счастье.
- Кто их привел, раздобыл их кто же
Трёх жеребцов, что друг с другом схожи?
Спрашивал всех в ауле старик.
Дочке задал вопрос напрямик:
- Дочь, дорогая, скажи открыто,
Знаешь ли имя того джигита,
Кто жеребцов раздобыл красивых,
Тех, что друг с другом схожи на диво
Мастью и статью, хвостом и гривой?
Девушка та, что глазам услада,
Так отвечала: «Добрый мой дада!
Не упрекни, что прямо говорю,
Не упрекай, ничего не скрою:
Ранней порой я пошла за водою,
Вижу, джигит, что взращен вдовою,
Тихо ведёт коня к водопою.
Потом покрыт его конь удалый.
Дышит скакун тяжело, устало.
Думала я, на джигита глядя:
«Верно, добыл он сегодня даде
Трёх жеребцов, чьи столь схожи стати»».
Только услышал старик о том,
Сына вдовы пригласил он в дом
И, оказав уваженье, ласку,
Впряг наилучших коней в коляску,
И дорогие дары положив
Там, где нашлось им в коляске место,
Дочку-красавицу в ней усадив,
Зятя отправил с белой невестой.
Только умчалась коляска та,
Прибыл на свадьбу джигит Курсолта.
Слова сдержав, как велела честь,
К другу спешит он с приветом и лаской.
В гнутой коляске подарков не счесть -
Столько их, сколько вмещает коляска.
А на дороге - табун коней,
Жирных овец и баранов много.
Движутся овцы между камней -
Столько их, сколько вмещает дорога.
Целый табун, целый гурт скота
У богачей угнал Курсолта.
Другу на свадьбу джигит привёз
Водки зелёной, вина - целый воз.
Стол во дворе водружен ольховый,
Заняли гости свои места.
Стал тамадой на пиру Курсолта,
И, обратив к нему своё слово,
Так говорит жених, его друг:
- Эй, Курсолта, погляди вокруг!
Здесь собрались все красавицы наши,
Выбери ту, что, по-твоему, краше.
Всех повнимательней огляди-ка!
Нынче тебя мы просватать должны,
Ведь от тебя убежала Альбика.
Ты, Курсолта, теперь без жены.
Надо тебе поскорее жениться!
И Курсолта стал разглядывать их -
Стройных красавиц пришедших на свадьбу
«Не промахнуться бы, не прогадать бы! -
Думает славный джигит, беспокоясь.-
Все они - ясные звезды точь-в-точь».
Но за стеклянным окном - по пояс -
Вдруг старика показалась дочь
Перед взволнованным Курсолтою
И ослепила его красотою.
Снова спросил его сын вдовицы:
- Выбрал ли ты из сидящих вокруг
Ту, на которой хотел бы жениться?
«Что мне сказать тебе, добрый друг?..
Девушки тут собрались на диво:
И хороши собой, и учтивы,
Но поглядела одна в окно -
Стало в глазах у меня темно.
Там, за стеклом, показалась девица…
Если бы мог я на ней жениться,
Лучшей жены Курсолте не надо,
Я полюбил её с первого взгляда!» -
Вот что сказал джигит Курсолта.
И побледнел сын вдовы неспроста:
- «Рад за тебя, Курсолта, мой друг!
Сколько бы ты ни глядел вокруг,
Лучше тебе не сыскать, дорогой.
Нет в целом свете такой другой,
Хоть все глаза проглядел бы, глядя.
Это двоюродная сестрица -
Дочь моего любимого дяди.
Можешь на ней, Курсолта, жениться».
И обратился к гостям сын вдовицы.
Славным гостям он сказал учтиво:
«Слушайте, гости, меня без гнева.
Благодарю вас, что к нам пришли вы,
Что посетили вы нашу свадьбу.
Нынешний пир придётся прервать мне.
К новому пиру готовьтесь все вы,
Ну а пока по домам расходитесь,
И не браните меня, не сердитесь!
Гости покинули пышный стол.
Следом сын вдовицы ушёл,
Впряг он в коляску коней поджарых,
Взял для Солты он много подарков.
К милой своей приходит джигит,
Тяжко вздыхая, он ей говорит:
«Слушай меня, моих глаз отрада.

Слушать тебе со вниманием надо,
Как жеребцов столь схожих достал я:
Мне помогал Курсолта удалый.
Я к Курсолте поскакал в Кабарду.
Чтоб рассказать про свою беду.
Мне показали джигиты дорогу.
Он восседал пред своим порогом
Низко на стуле аварском, треногом.
Я рассказал ему - в чем мое дело.
С места, немедля, сорвался смелый,
Чтоб не печалился я, сирота!»
Вот что сказал тогда Курсолта:
«Если хоть где-нибудь в мире кобыла
Трех жеребцов-близнецов породила,
Как бы далеко ни было это,
Будут они во дворе к рассвету!
Видишь, вот там, в комнатушке маленькой,
Мягкую нынче постель постелили мне.
Ты отдыхай на ней, сирота!» -
Так он сказал, джигит Курсолта,
Сел на коня и пустился в дорогу.
Днём я, робея, сидел у порога.
Лишь с наступлением темноты
Тихо прилёг на постель Курсолты,
Занял его, жениховое, место.
Это не знала Альбика, невеста.
Рядом легла порою ночною.
Думала, с нею лежит Курсолта.
И, не раскрыв от смущения рта,
Я повернулся к Альбике спиною.
Верно, ей казалось дико -
Ближе придвинулась к мужу Альбика.
Я попытался её оттолкнуть.
Два моих пальца задели грудь.
Тут же я верную саблю извлёк,
Пальцы отсёк, завернул в узелок
И положил узелок на окно.
В комнате было темным-темно,
И ничего не видала Альбика.
Гнев охватил её, видно, великий:
Встала она, убежала прочь.
Верно, к отцу возвратилась дочь.
Верно, она Курсолту проклинает,
А Курсолта того и не знает.
Я предложил ему нынче: «Друг!
Ты огляди всех красавиц вокруг,
Выбери самую наилучшую -
Станет она женой Курсолты».
А Курсолте приглянулась ты.
Ибо ты - солнышко золотолучее!
Слово джигита я соблюду,
Хоть без тебя мне и свет не мил,
Ты с Курсолтой поезжай в Кабарду.
Только все то, что сейчас говорил,
Радость моя, моих глаз услада,
Передавать Курсолте не надо!»
И отвечает ему девица,
Чьей красотою Чечня гордится:
- «Жизнь не мила мне, друг, без тебя
Но чтоб не быть позору-стыду,
Всею душою тебя любя,
Я отправляюсь в Мать-Кабарду.
Всё, что сказал ты, всё так и сделаю,
Стану женой Курсолты без спора я».
С другом прощается сын вдовицы:
- Быть у тебя на пиру не могу я,
Это же - двоюродная сестрица.
Если на свадьбе твоей я буду,
То обо мне подумают худо,»
Вот что сказал он, бывший жених,
И в Кабарду их отправил, двоих.
И Курсолта в коляску рессорную
Сел, весь блистая, с невестой белою
И поскакал в Кабарду родную.

V

Кони помчались дорогой знакомой,
И показались родные места.
Прибыл в аул, к родному дому,
С белой невестой джигит Курсолта.
Свадьбу богатую весело правит,
Гости хозяина щедрого славят
И за столом угощаются вволю.
Длится семь дней, семь ночей застолье.
И наконец на восьмую ночь
Входит к невесте жених горячий.
Входит и видит, что горько плачет
Гордой Чечни ясноглазая дочь.
И Курсолте это вовсе не нравится.
Так говорит он чеченской красавице:
- «Слушай меня: если конь не по нраву,
С ним расстаюсь я тотчас же, право.
Если красавица мной не довольна,
Эта красавица мне не нужна.
Мне ты покуда еще не жена,
Я не коснулся тебя и невольно
Ты, как была, так осталась чиста.
К даде тебя отвезёт Курсолта».
И отвечает ему девица,
Чьей красотой вся Чечня гордится:
- «Да не спознаешься ты с неудачею!
Лучше джигита не видано сроду.
Нет, Курсолта, не от горя плачу я.
Просто, мне вспомнились детские годы.
- «Счастлива, девушка милая, будь ты!
Сколько живу - не видывал сроду,
Чтобы рыдали так горько люди,
Вспомнив давнишние детские годы».
Правду скажи мне, прошу, без стеснения
Дай своим горьким слезам объяснение.
Если всей правды не скажешь, красавица,
С жизнью своей я сумею расправиться -
В сердце пущу себе пулю свинцовую.
Ночь не пройдет, как сдержу свое слово я».
И говорит ему глаз услада:
-«Всюду, куда ни ступлю, - преграда:
Если всю правду тебе поведаю,
Будет разгневан сын честной вдовицы.
Если по-прежнему буду таиться,
Ты, Курсолта, умрёшь до рассвета.
Все же я правду тебе открою!
Слёз и тоски назову причину.
Всё расскажу про вдовьего сына.
В час, когда ты находился в дороге,
Он, посидев у тебя на пороге,
Лёг на постель, на твое же место.
Вскоре явилась твоя невеста
И посчитала, что он - Курсолта.
Рядом легла порою ночною.
И не раскрыв от смущенья рта,
К ней повернулся джигит спиною.
Вздумала девушка лечь впереди -
Он попытался её оттолкнуть
И прикоснулся к её груди:
Два его пальца задели грудь!
Верную саблю свою он извлёк,
Чтоб пред тобой ему быть неповинным,
Пальцы отсек, завязал их в платок -
Вот что случилось со вдовьим сыном!
Пальцы в платочке лежат на окне.
Весь узелок в крови его алой.
Жалко джигита сделалось мне -
Вот почему я так горько рыдала.
Дальше, наверное, лгать не годится:
Сыну вдовы я - совсем не родня.
Он с малолетства любит меня,
Это на мне он хотел жениться.
Мне без любимого жить невмочь.
Я - старика Цонтаройского дочь».
Честный джигит усмехнулся чему-то,
Даже обрадовался как будто:
- «Вовремя правду узнал Курсолта.
К счастью, невеста друга чиста,
Если бы только было иначе,
Если б коснулся тебя хоть рукою,
Я бы вовеки не знал покоя
И никогда не увидел удачи!»
Птицей взлетев, поскакал стремглав
Гордый Солта на коне удалом.
Свадебный поезд поспешно собрал он.
Девушек лучших, джигитов созвав.
В гнутых колясках на мягких рессорах -
Самых богатых подарков ворох.
Девушки стройные и джигиты,
Те, что отвагой своей знамениты,
Звонко смеются и в бубны бьют -
Свадебный поезд спешит в Дады-Юрт.
С пандуром, с бубном несется поезд.
Рядом с красавицею устроясь,
В гнутой коляске с ней сидя вплотную,
Обнял джигит сноху молодую.
(Обнять жену друга с родственными чувствами у чеченцев допускается).
Свадебный поезд - путем весёлым
Мчится, грохочет по высям и долам,
И наконец - в середине дня -
Солнцем встречает их Мать-Чечня.
Поезд въезжает во двор вдовы -
Дверь её нынче для всех отперта.
И чтоб пустой избежать молвы,
Всем объявляет джигит Курсолта:
- «Слушайте те, кто теснится вокруг,
Слушайте те, что подальше стоят!
Сын этой честной вдовы - мой друг,
Он для меня - все равно что брат.
Старый мой долг я ему вернул.
За горы, в свой кабардинский аул,
Я увозил невесту его,
Чтобы отпраздновать там торжество.
Семь долгих дней, семь долгих ночей
Мы в Кабарде пировали моей,
А как восьмая надвинулась ночь,
К вам я вернулся с моей дорогой,
С дивно прекрасной моей снохой.
Вот она, старца почтенного дочь!
К вам я сокровище ваше привёз.
Братья чеченцы, садитесь за стол!
Мчался наш поезд веселой дорогой!
Водки, вина я навёз вам много.
Мясо горою лежит на подносе.
Кушайте, сколько душа ваша просит.
Семь светлых дней, семь темных ночей
Будет накрыт этот стол для гостей!»-
Так свою речь завершил Курсолта.
А завершив, поспешил Курсолта
К другу любимому - сыну вдовицы,
Чтобы ему наконец открыться. -
«Вслушайся, друг, в смысл моих речей:
Правил я свадьбу семь дней, семь ночей,
С той, что назвал ты сестрицей твоей,
И заглянул на восьмую ночь
В комнатку ту, где была она -
Гордой Чечни звёздоглазая дочь.
Вижу, что плачет она у окна.
Стал я расспрашивать, почему
Девушка плачет в моем дому,
Может случиться - даров ей мало?
Долго она отвечать не желала.
Стал я просить: «Говори без стеснения,
Дай своим горьким слезам объяснение.
Если не скажешь всей правды, красавица,
С жизнью своей поспешу я расправиться,
В сердце пущу себе пулю свинцовую», -
Так я сказал и сдержу свое слово я.
И, пожалев меня, всё мне поведала
Сердца отрада, глазам услада.
Ты не сердись на неё из-за этого,
В сердце своём не таи досады!»

VI

Заняли гости свои места,
Снова возглавил стол Курсолта.
Снова рекою вино потекло.
И, никому не сказав ни слова,
Вышел жених, оседлал вороного
И, словно ястреб, вскочил в седло.
Как офицер, что в клуб отправляется,
Словно мужик к реке спускается,
На скакуне быстроногом летит,
В Кабарду стремится джигит.
Вот Курсолты белостенный дом.
Конь под оконцем замедлил бег.
Видит вдовицын сын под окном
Шелковым связанные платком
Пальцы лежат - те, что он отсёк.
Сунул в карман узелок молодец.
Улицей узкою, незнакомой
Путь свой направил к другому дому,
Где проживает Альбикин отец.
- Ассалам алейкум! День добрый вам! -
Старцу чеченец принес свой салам.
- Ва алейкум салам! Живи с добром!
Да осенит тебя милость пророка!
Гость незнакомый, мой дом - твой дом!
Рад тебя видеть, пришелец издалека!

Если сюда ты приехал по делу,
Ежели помощь нужна - расскажи!
Все без утайки поведай смело.
Я помогу тебе, пока жив!
Если ты в гости - слезай с коня!
Переночуй, отдохни у меня! -
Вот что чеченцу сказал старик.
И отвечал джигит напрямик:
- Старец, в довольстве живи и холе!
Здесь, в Кабарде, не по доброй я воле
И не могу провести здесь ночи.
Дело моё - короткое очень.
Дада, за то, что помочь мне хочешь,
Благодарение этому дому!
Прибыл сюда я по делу чужому.
Горя-беды я на вас не накликаю.
Ты разреши мне, почтенный дада,
С дочкой твоей повидаться - Альбикою,
Мне побеседовать с нею надо.
- Что ж, я тебе не чиню препятствий.
Дочь моя милая снова дома.
- Маршалла, славная Альбика, здравствуй!
- Маршалла и тебе, гость незнакомый!
Послан ты кем-нибудь к дому нашему?
Ты уж прости, что тебя расспрашиваю.
Кто ты такой? Из какого края?
Я почему-то тебя не знаю, -
Вот что сказала чеченцу Альбика -
Та, что, как солнце, золотолика.
И отвечал ей джигит из Чечни:
- Пусть будут ясными твои дни!
Чтобы печалей ты не видала!
Ты ведь и вправду меня не знала,
Я же, Альбика, давно тебя знаю.
Здесь я по делу, никем не послан.
Кто я такой, из какого края -
Все я тебе поведаю после.
В дом ваш, Альбика, я прибыл с просьбой.
Просьба моя - к тебе, златоликая.
Если не выполнишь просьбы гостя -
Гость, не открывшись, простится с Альбикою.
Если исполнишь просьбу, тогда я
Все расскажу, ничего не скрывая.
Выполнишь просьбу? Ответь мне сначала!
Кротко Альбика ему отвечала:
- Гостя желание - жизни дороже.
Думаю, ты не поступишь худо.
Только не терпится знать мне: кто же,
Кто ты, наш гость? Приехал откуда? -
Снова спросила Альбика джигита.
- Слушай, Альбика, скажи открыто:
Из-за чего убежала ты
От кабардинского Курсолты? -
Так вопрошает сын честной вдовицы.
- Гостя обманывать не годится.
Если доверия не заслужу,
Как тогда людям в глаза погляжу?!
Лгать с малолетства и не умела.
Я расскажу тебе, как было дело.
От Курсолты потому я бежала,
Что не любил он меня нимало.
Видно, женился на мне для того,
Чтоб увидали его торжество,
Чтоб говорил весь аул: «Гляди-ка,
Замуж пошла за него Альбика!..»
Семь светлых дней, семь темных ночей
Он, Курсолта, угощал гостей.
Лишь на седьмую ночь еле-еле
Гости все жирные яства доели.
Только спустилась ночная мгла,
В комнату малую я пошла.
Вижу: лежит Курсолта на постели.
Рядом легла я порою ночною.
Он повернулся ко мне спиною.
Я попыталась лечь впереди.
Он захотел меня оттолкнуть
И прикоснулся к моей груди -
Два его пальца задели грудь.
Острую саблю тогда он извлек,
Пальцы отсек, завязал в платок
И положил узелок на окно.
Все я видала, хоть было темно.
Если ему так противно оно -
Тело моё, моя грудь и кожа,
Мне у него остаться негоже,» -
Вот что сказала, вздыхая, Альбика -
Та, что, как солнце, золотолика.
Выслушай то, что на сердце лежит. -
И рассказал ей всю правду джигит.
Выложил все, ничего не тая:
Ты погляди, вот - рука моя!
Смотрит и видит Альбика в тоске:
Только три пальца на этой руке!
И пожалела она до слёз
За то, что увечье себе нанёс.
Бог да хранит тебя, сын вдовицы!
Лучше мне было на свет не родиться!
Что ж тут поделать! Грусти не грусти -
Пальцам отрубленным не отрасти!
Добрый джигит и без пальцев в чести!
Все же помочь бы тебе я хотела.
Ты расскажи мне, в чём твоё дело.
Все расскажи мне, доверься Альбике».
- «Пир в нашем доме сейчас великий.
Льётся вино за столом, как вода.
А угощает гостей Курсолта.
А Курсолта за столом - тамада.
Честью прошу: возвращайся ты
Вместе со мною в дом Курсолты!
Пред Курсолтой я в большом долгу».
- «Что же, джигит! Я тебе помогу».
Не колебалась Альбика нимало,
Тут же отцу посланца послала.
Старый отец снарядил сё в путь.
Подал коляску на мягких рессорах,
В гнутой коляске не что-нибудь,
В этой коляске - подарков ворох.
Рядом с Альбикой усевшись вплотную,
Обнял чеченец сноху молодую.
Мчится с ней вместе в аул Курсолты,
Чтобы доехать до темноты.
Мяса они с собой захватили.
Водки зелёной - сотни бутылей.
Только приехав, накрыли стол.
Тотчас на пир весь аул пришёл,
Чтобы от сердца повеселиться.
И возгласил сын честной вдовицы:
- «Будьте вы счастливы, кабардинцы!
Кушайте, гости, и пейте вволю!
Да не кончается это застолье!
Семь дней, семь длинных ночей
Стол этот будет накрыт для гостей!»
Всех накормив, напоив до отвала -
Много гостей за столом пировало! -
Семь долгих дней, семь ночей веселясь,
И, наконец, с Дады-Юртом простясь,
Средь молодых поезжан, точно князь,
Вновь устремился в родные места,
Едет к себе в Кабарду Курсолта.
Едет, задумавшись, долгой дорогой.
И Курсолту удивляет немного:
«Где же джигит, где вдовий сын?
Как же со свадьбы ушёл он один?»
Правит поджарым и не спешит
Гордый Солта - кабардинский джигит.
Но, приближаясь к аулу родному,
Но к своему подъезжая дому,
Слышит он музыку там и веселье,
Слышит он пира широкого гул.
«Празднует что-то родной мой аул.
Свадьбу справляют иль новоселье?
Кто в моём доме средь белого дня
Пьёт и поёт за столом без меня?»
Рады джигиты ему отвечать бы.
Да и они не поймут причины.
К дому подъехав, увидели свадьбу
И тамаду - вдовьего сына.
- «Ассалам алейкум, мой друг-сирота!
Мёд да вкушают твои уста! -
Ближе подъехав, сказал Курсолта».
- «Ва алейкум салам! Живи ты с добром!
Вовремя ты возвратился в свой дом!
Мы за тебя и Альбику пьем!»-
С речью такою поднял джигит
Рог, что вином дорогим налит.
И, отхлебнувши один глоток,
Он передал Курсолте этот рог.
Рог золотой держа возле рта,
Так отвечал джигит Курсолта:
- «Будьте здоровы, друзья-джигиты!
Видел я тех, что не зря знамениты.
Но не встречал до сих пор вокруг
Верных таких, как чеченец - мой друг.
Если бы небо на землю упало,
Не пострадала бы дружба нимало,
Если б взлетела земля к небесам,
Не изменяют такие друзья!
Дружба такая, как золото, ценится.
Пью за того, кто мне ближе брата.
За сироту, за джигита-чеченца,
Дружбы зерно взрастившего свято,
Я осушу этот рог вина!» -
И Курсолта выпил рог до дна.
Семь светлых дней, семь темных ночей
Стол во дворе был накрыт для гостей.
И, Курсолты прославляя дом,
Пили и ели за этим столом.
Все же окончился пир знаменитый.
Только вдвоём остались джигиты.
Дни пробегали, прошли года -
Дружбу они берегли неизменно.
И Мать-Чечня, и Мать-Кабарда
Дружбы великой узнали цену.
Жили джигиты своим трудом,
Честно владели своим добром
И ничего не желали чужого.
Благословляли их сироты, вдовы.
Жили, не знали черного дня
Оба джигита, дружбу храня.